Я знаю, что меня однажды не станет.
Вот он я, который знает - и знает о том, что его, знающего, когда-нибудь больше не станет.
Не знаю, что больше меня пугает в этом факте. Сам факт смерти или факт неизвестности после нее.
Я часто задаюсь вопросами: кто я, от куда?
Знание о зачатии, генетике и т.д. мало что меняет, потому что не объясняет меня единственного, такого, каким я являюсь.
Как я могу быть собой, не зная при этом, кто, собственно, я такой.
Ромбовидные узоры на коже моих ладонях, в сущности, так же чужды мне, напечатаны в какой-то нездешней типографии, как и узоры на теле змеи. Я могу их гладить, относиться к ним с нежностью, но при этом они не мои, просто я к ним привык, как к рисунку обоев в своей детской комнате.
И вот две парадигмы: ты не знаешь, кто ты есть, ты знаешь и то, что тебя не будет.
Наверно, возможен и такой тип существования, обратный нынешнему.
Что я бы знал, откуда я, и не знал бы, что меня не будет.
Помнить о смерти - вовсе не значит постоянно думать о ней.
И вот не согласен я с Аврелием, что "Все следует делать, обо всем говорить и помышлять так, как будто каждое мгновение может оказаться для тебя последним".
Если поверхностно следовать этому правилу, то ни дерева не посадишь, ни дом не построишь - лишь минутные вещи имеют смысл в жизни, поскольку каждую минуту за тобой может прийти смерть.
И вот снова две составляющие.
Жизнь и смерть.
Жизнь - расслабленная, несобранная, рассыпанная на множество бессвязных мгновений, как струйка песка из ладони.
А смерть - сильная, мгновенная, как удар меча. Память о смерти напрягает жизнь, делает ее более упругой.
Наверное, на смертном одре, человек старается собрать россыпь мгновений за всю свою жизнь в один кулак. От сюда и фраза: “вся жизнь перед глазами”.
Я не верю в бога.
Но, может быть, смерть и есть бог?
Я больше за вечность времени.
Я хотел бы, чтобы время стало вечным, не теряя своей временности.
Вот так, как я сейчас живу, и тоскую, и ленюсь, и презираю себя, и радуюсь пустякам, и отчаиваюсь от собственной бездарности, и боюсь умереть, - вот так, в этом смертном состоянии малого существа, которое копошится в песочке времени, пытаясь слепить из него что-то нерушимое, я и хотел бы жить вечно.