бросила девушка с миловидным личиком. Её губы сложились в бантик злостного разочарования, точно как у ребёнка, обнаружившего, что Деда Мороза не существует. Не стал спорить: отрицать дождь во время ливня — занятие для клоунов.

Моя печаль — не вино для дегустации, а ржавая канистра. Та, что стоит в гараже отца между банкой с болтами и фотоальбомом, где все снимки выцвели до голубоватых пятен. Платил карманные копейки за уроки выживания в школьных подворотнях, потом вбухивал тысячи в психологов, чтобы сестрёнка не повторяла маршрутов моего лабиринта без выхода. Она теперь ходит по моим следам как по минному полю — обходит воронки, которые я когда-то принял за норму.

Теперь эта повзрослевшая кроха с косичкой разбирает мои заёбы лучше дипломированных специалистов, хотя не обязана. Её вопросы — как скальпели: "А если он тебя предал, почему ты до сих пор хранишь его в контактах?" - Стыд? Да. Не знаю почему. Но когда собственные напутствия для неё больше похожи на инструкцию по сборке гранаты — её избирательность спасает нас обоих.

Моя жизнь порою напоминает фиктивный брак с одиночеством: все гости разъехались, а мы с ним пьём чай на кухне, делая вид, что не слышим тиканье часов. Иногда включаю радио на полную громкость — вдруг под треск помех услышу голоса тех, кто когда-то звал меня «другом».

Вчера нашел старый список планов на будущее: «Прыгнуть с парашютом», «Сделать тату», «Перестать бояться одиночества». Выглядит как сценарий чужой жизни. Винить брата, ставшего чужим? Друга, что стыдился меня как только мы переступали двери школы? Себя, застрявшего в коридорах 2010-го, где каждый выключатель до сих пор бьёт током?

Невольно стал экспертом по апокалипсисам в прологе: заранее вижу как друзья достают из карманов ножницы, чтобы перерезать ниточки привязанности. Моя паранойя имеет идеальный слух — слышит паузу в два миллисекунды перед словом «нормально» в ответ на «как дела?» Потому включаю режим хамелеона-невидимки: удобный, неприметный, предсказуемый. Даже смс пишу как шифровки — без восклицаний, фразы-призраки, которые растворяются через два дня.

Хронофаг пожирает цвета: пейзаж за окном монохромный, как старый телевизор. Вчера видел оранжевый лист на асфальте — первый за год. Поднял, подумав, что это оптическая иллюзия. Оказалось — чей-то фантик от шоколадки. Иногда ловлю себя на мысли, что дышу как дементор — высасываю радость даже из собственных воспоминаний. Особенно из тех, где мама ещё смеётся, а не смотрит на меня глазами медсестры из хосписа.

Но когда она звонит и смеётся трубным смешком 14-летней девочки — на пять минут возвращаются все оттенки жёлтого. Того самого, каким светились фонари у нашего подъезда, когда я нёс её на руках с разбитой коленкой. Хватает ровно до того момента, как трубка гаснет. Потом включаю телефонный автоответчик: «Абонент временно стал частью пейзажа. Оставьте сообщение после сигнала тщетности».