почти год прошёл, как ты бросила меня и уехала в другую страну
я мечтаю тебя отпустить, но не могу.
почти год прошёл, как ты бросила меня и уехала в другую страну
я мечтаю тебя отпустить, но не могу.
в моей жизни было достаточно моментов, когда ты очень потрясён тем, что ты видишь. в жизни каждого человека есть такие вещи, которые вспоминаешь уже не с грузом на сердце, как пол жизни ранее, а с абсолютным безразличием.
некоторые, мягко говоря, "неприятные" картинки как раз связаны с моим родным отцом. вдаваться в подробности не имею желаний.
сегодня моя родная бабушка рассказывала, как купила какому-то алкоголику у магазина хлеба и консерв, потому что он слёзно попросил, говоря "мать, пожалуйста..." "спасибо, мать..."; после рассказа она заплакала. сказала "я очень надеюсь, что и моему **** в случае чего поможет какая-то такая случайная мать." это бабушка по отцовской линии.
видеть слёзы родной бабушки по своему родному сыну, к-ый приходится мне кровным папкой - неописуемо.
человек, давший мне место, где жить и транспорт на 4х колёсах, давший моей матери то же самое (сейчас она всё ещё проживает с ним) гробил всю жизнь меня, мою бабушку, мою мать и всех окружающих, но в то же время заглаживал каждый звериный поступок деньгами, - сейчас находится на грани краха всего.
честно? я хочу, чтобы ты этот тотальный крах уже наконец-таки сожрал до самых недр своей грязной душонки, зверь. чтобы тебя разорвало изнутри.
я настолько был для тебя постыдным, что про меня не знала почти ничего ни одна живая душа рядом с тобой; ты настолько была для меня всем миром, — что ты сидела за одним столом с моей семьёй и они делили с тобой еду.
звёзды над пантеллерией
и над риадом, спрятанном в медине от всего мира —
сквозь балдахин они мерцают, как глаза твои ночные. в планетарии, посреди пустыни, ночные облака висят лепниной
напоминая нам старых квартир ампир той сталинской высотки, где мы жили.
резво полосуешь моё сердце, не пропуская ни одну венку, ни один клапан, ни одну артерию, ни один желудочек. ты мне металлическое дуло ко лбу, я тебе стрелами в оба с своих. ты убийца, а я просто тот, кто отдал полый орган лучшему из худших. как в лучших из худших фильмах. только ты не колеблешься, как положено, а сразу выпускаешь давно ждавший моих мозгов свинец, надеясь, что всё для тебя и меня закончится быстро.
я своим теплом растапливаю орудие преступления в твоей руке; глаза в глаза, лёгкая улыбка, давно взявшая тебя прямиком за лацканы на "слабо". и ты, словно лучший хирург, - не сомневаешься, но почему-то я не упал замертво; я всё так же тону в твоих глазах, твои омуты - моя вселенная, моя галактика, мой собственный мир, мой горизонт событий, моя сингулярность, которые я создал и заключил напрочь в твоей бездонности. цветы сквозь лёгкие и рёбра прорастают, вырываясь через кожу наружу. и как это всё умещается в тебе? такой восхитительный, твои цветы и пули - два в одном - окончание и начало любовных страстей и тайных желаний. плод Эдемовского сада, последние духи Жана-Батиста Гренуя, моя собственная ханахаки во плоти.
кладу за ухо ромашку, аккуратно поправляя твои волосы, пока ты думаешь, почему я всё ещё отбираю твой воздух. почему тебя это волнует? расскажи мне, маленькое солнце моей огромной галактики, неужели ты хуманизация моего несчастья?
я не вижу на тебе следов от прошлого. ты соткан из звёзд, ярко сияешь и слепишь - будто детонируешь целую вечность. нельзя быть таким красивым, когда хочешь отобрать чужую жизнь. пока ты привязываешь камни к моим частям тела, чтобы вышвырнуть, вытолкнуть, выблевать - прямиком за борт, я обвожу взглядом твои руки, талию, отбивающее сердце с бесконечной тахикардией, вздымающуюся грудь, плечи, пальцы и губы; твои атомы не были созданы, чтобы причинять боль.
я всегда не сдерживаясь утыкался тебе в шею, пока ты аккуратно и медленно резал меня вдоль.
ты пахнешь как летний рассвет на причале, пахнешь как первое утреннее кофе во взрослой жизни из помятой турки. иду ко дну маленьким мальчиком, а перед глазами - всё ты. всё тот же, та же белая рубашка, те же старые рваные джинсы и твои любимые потрескавшиеся школьные кроссовки - я называл это твоим гранжем. любимый ****** в твоих наушниках всё так же отчитывает на битах , а во рту жуется твой любимый ***** .
заменить солнце и раскрасить мою радугу в цвета, которые ты любишь. купить в мой дом чай - ****, который ты так любишь. шуточно обливать мою одежду своими духами ******, которые ты так любишь. клеить оранжевые стикеры по утрам на холодильник, которые ты так любишь. заставлять полки переполняться энергетиками ***, которые ты так любишь. заполнять мою пепельницу сигаретами ****, которые ты так любишь.
пока ты лю(гу)бил всё это - я любил тебя.
твои губы делают три шага по моей шее, растекаясь сладкой мятой с нотками сирени и мелиссы от самых ключиц до промежности. непреодолимое желание прижаться настолько крепко, чтобы раствориться в тебе, как молоко в кофе. на самом дне твоего трепещущего сердца под моей ладонью, иногда мне кажется, что оно может вырваться из твоей грудины и упасть мне прямо в схваченные тремором пальцы обеих рук. до дрожи в коленях любить и растворяться в друг друге, слизывать капли пота с висков и жадно целовать, сжимаясь, чтобы взорваться сверхновой. твоя шея на ощупь как только что намоченный прибоем пляж, я готов трогать и сжимать её, пока не сведёт пальцы и не взойдет солнце.
ломаешь меня, как палку об колено в детстве. нельзя так любить, нельзя так желать, но нам явно незнакомо слово "нельзя". мы друг для друга всегда "можно" и "сделай это прямо сейчас". снова откидываю голову и попадаю в небытие, пока ты жадно целуешь мои плечи и в солнечное сплетение. ты для меня как туман в пять утра осенью, как тёплый дождь Хайнаня. такой красивый и недосягаемый. моя туманность андромеды, я твоя триллион первая звезда, ты для меня - единственный и неповторимый.
кусай до галактик схожих тебе на рёбрах, бей наотмашь, нам можно. тебе можно. сжимай мои запястья и создавай во мне свою новую звезду. слизываю пот с солёных губ от слёз. тебе можно, нам можно. у нас никогда не бывает чисто и не будет. биологические пятна крови, пота и спермы по всей белой простыни, которая давно сорвана и откинута на пол. тебе можно.
пока ты проводишь языком по моим позвонкам и выбираешь тактику на сегодня, я теряюсь в комнате, где будто откачали весь воздух и его составляющие; с тобой я всегда без кислорода, как астматик без своего кортикостероида. мне положено, тебе можно.
иногда я думаю, что это сон, пока засыпаю в твоих объятиях и всё, чего я желаю в эти моменты - никогда не проснуться. я в тебе по самые уши, по самое днище и свои гланды, которые мне никогда не жаль. кусай мои колени и нежно проводи по лбу, убирая мои волосы с него. я так в тебе, по самое дно чёрных дыр. до лопнувших капилляров в глазах и ломоты изнутри, до самых завораживающих ран на теле и кровоподтёках на заднице.
тебе всё можно.
тогда плыви,
пока в горьком море тонут корабли.
состояние свободного падения тебе знакомо, ведь правда? когда ты летишь вниз, а ни схватиться, ни удержаться не за что. страшное чувство, которое поглощает и обволакивает тебя с ног до головы.
крышка от банки ванильной колы оторвалась лазером свободного падения по моей грудине, ударяя точно в область желудочно-кишечного тракта. щелчок, ты мне болью в горле и пулей в ребро. отдаешься в нервах, да так, что блевать тянет.
я тебя никогда
ты меня очень.
я правда пытался заплакать, а получается лишь улыбка. в Шекспировских поэмах было не это. прохладная кола, слюни такие вязкие и сладкие, как при нашем первом поцелуе. это отвратительно. синее пламя из воспоминаний снова делает оборот по нейронным связям. я проебал. опять
это должно было меня удивить, заставить задуматься о чём - то, но я так устал, я так устал от тебя, от себя, я так устал от твоих слёз, я устал от твоих проблем, мне мерзко. комок нервов выкручивает меня на все триста шестьдесят, сейчас бы только амитриптилину и в койку.
я думал, мне есть что сказать, пока я нёсся по улицам домой, хватая ртом воздух и провожая закат, чтобы это всё высрать. но я пустой. в один момент я вырос в "ломать", а ты в "строить". и я понял это почти сразу, но всё равно полез, потому что я сломан. я надеялся, что ты починишь, вкрутишь свои винтики, ты же весь из любви. ты же весь из счастья, ты пять ложек сахара. пока я ломаю себе пальцы, ты плачешь в свои. я отрываю кусками своё живое и облизываю ножевое, пока ты лепишь себе пластыри и дуешь, где болит. я - ничего лишнего, ты - с морем добавки. пока мои колени сшёрканы до мяса, твои розовые и нежные.
мы не инь и ян и не ромео и джульетта.
нас нет
я тебя никогда
ты меня очень.
а думаешь ли ты так же много обо мне, как я думаю о тебе спустя столько времени
или нет
«вы, – говорит, – обращайтесь ко Христу просто как к приятелю. я сам все время разговариваю с Христом по душам. даже когда веду машину». я чуть не сдох. воображаю, как этот сукин сын переводит машину на первую скорость, а сам просит Христа послать ему побольше покойничков.