Моя депрессия — это кривое зеркало. Я смотрю в него, и мир за моей спиной меняется. Это мутное стекло в крохотных окошках бойлерной. Сколько не вглядывайся, никогда так и не узнаешь, как выглядит то, что смотрит на тебя оттуда.

Мне часто кажется, что “ну, вот мне грустно”, — и вся депрессия. Как же тупо это звучит от человека, который ее испытывает. Ну вот такой вот я несознательный. За все годы, которые мы осознанно сосуществуем вместе, я научился только различать тот момент, когда мне плохо. Понимать каким-то кусочком своего мозга, что это не дерьмовый день, не усталость, не “как все заебало”, а то, что так быть не должно. Это неправильно, и это нужно вылечить. Вот и все. Такой себе прогресс за четыре года. Ну правда.

А начинается она гораздо раньше. Сказать, что она всегда приходит после мании? Не знаю, хочется верить, что нет. Все обладатели бар хотят верить, что нет. Почему не может быть “просто хорошо”, но существует “просто плохо”. Хочется верить, что в этом паскудном аттракционе ты все-таки сможешь исхитриться так, чтобы выйти если не победителем, то иметь хотя бы маленький плюс. Обычно, правда, бывает наоборот. И все твои усилия направленны на то, чтобы выйти с наименьшим минусом. Сейчас я многому придаю негативную окраску, а потому могу себе позволить сказать, что тут не выиграешь никогда. Болезнь — игра в которой ты априори проиграл.
Добрый доктор сказал бы мне, что я драматизирую, и мою жизнь можно со временем привести к состоянию здорового человека. Но пока мне не очень-то верится.

Ладно, вернемся от моих соплей к теме. Со временем, я осознал, что крышечкой можно ебнуться не в плане стать странненьким, нестандартным, непредсказуемым, казаться унылому обывателю непонятным/загадочным/тд, а по-настоящему оказаться в состоянии, в котором ты не можешь за себя отвечать. То есть, вообще. Говорят, люди, испытав огромный стресс, в тот момент ловят что-то похожее. Правда, проблема в том, что ты это сможешь понять только
п о с л е
того, как оно пройдет. И что ты не отвечал за себя ты тоже поймешь после того, как снова придешь в норму. Чтобы понять, что что-то не так, нужно, чтобы отпустило. Ну хоть что-то я выучил в своих трипах, хехехъ.

Ты смотришь в кривое зеркало, и искривляется твой взгляд. Ты сам понемногу подергиваешься рябью кривизны. Смотришь в отражение, и видишь человека, который тебя раздражает. Который чего-то не может, чего-то не хочет. И вроде все в нем такое человеческое и обычное, но он становится невыносим. И как тебя угораздило оказаться им? Все чувства, что он испытывает, помимо того, что кривые, становятся обременяющими. Можно, пожалуйста, поменьше ощущать того, что ощущаешь? Пожалуй, это первое нормальное и сознательное желание.

Человек, подернутый рябью. Твои мысли о нем меняются. Даже перестаешь помнить, что это ты сам.
Ненависть к себе разрушительна ровно потому, что непродуктивна. Кнутом от себя ничего не добьешься. Вообще ничего. Это я успел выучить, потому что застращать себя самого — занятие довольно бестолковое. Так или иначе упрешься в стену. И вот стоишь ты в бетонной коробке, радуясь, что наконец-то загнал этого рябящего человека в угол, и вот теперь-то он никуда от тебя не денется. А на деле: стоишь как дурачок в тупике, смотришь в стену. И в чем смысл?

Депрессия начинается гораздо раньше, в своей голове. Когда тебе становится тяжелее. Возьмем хоть то же пресловутое “общаться с людьми”. Ты делаешь усилие, чтобы попробовать проконтактировать, потому что люди уже не кажутся тебе удобными. Перевариваемыми.

Фу, пишу, а самому мерзко от мысли, что если бы не беды с башкой, я бы обмазывался людьми направо и налево. Не, это не про то, не так работает. Я в принципе не очень-то готов пойти и лишний раз со всеми проконтактировать, но тут добавляются отягчающие обстоятельства.

Тбе нужно перелезть через полутораметровую стену, реализуемо, но придется сделать усилие. Ну или, не знаю. Вот бывает берешь в руки ежа, он особо не поранит тебя колючками, но он колется, и это неприятно. С людьми так же, (причем, колоться начинаешь ты сам) но трогать их как-то напряжно, будто ждешь, как маленькие иголочки будут тупо втыкаться в руки.

Впрочем, тем, кто никогда не любил людей особо, такое не покажется странным. В общем, это только усугубляется.

С возрастом начало появляться странное чувство. Недостаток общности. Не одиночество как оно есть, как его принято воспринимать. Чувство, будто у тебя нет ничего общего с людьми, которые тебя окружают. Вообще ничего. Да, общие интересы, да воспоминания, да, вы, вроде как, общаетесь, но это никак не отзывается внутри. Вы идете вместе нажраться, вы проводите вместе время, вы, мать его, заливаете друг другу про что-то важноеискреннеенежноетайное. Только ты сам особо не веришь, будто вы можете стать теплее друг к другу, по маленькой ниточке, связывающей вас, тебе не получить и не передать душевного тепла. Попытки при этом довольно забавны. Кто-то искренне радуется моей инициативности в общении. А я со все усиливающимся разочарованием ощущаю, что не готов брать в руки этого ежа и тащить за пазуху. А главное еж, почему-то (интересно почему же) никогда не отгадывает это твое робкое стремление.
Кидаешь такой человеку смешную картинку, а сам думаешь: “ебаный в рот, как же мне хуево, друг”.

В итоге ты только преисполняешься разочарованием в себе. Хотя, казалось бы, ты-то причем. Но нет, кривое зеркало упрямо твердит, что твои действия навязчивы, твои мувы смешны и неприятны окружающим. То есть. Ты на самом деле так считаешь. Не голос, который что-то говорит тебе в голове, а тебе самому начинает казаться, что это взаправду. По-настоящему. Честно говоря, мне до сих пор не понятно, где правда, а где мне кажется. Люди для меня все еще ежи, а спросить напрямую я не то что бы ссу, но не хочется вляпаться в вежливый пиздеж. Поверьте, я не обижусь, уж точно ни на кого, кроме себя. Такая вот однобокость. Жалко, правда, что люди побаиваются. Ах, как бы тогда было хорошо жить.

Сидишь как еблан, а кругом ежи, и хрен знает, зачем оно тебе. Но об этом отдельный разговор.

Тебе говорят: “ты можешь рассчитывать на меня”, — а ты сидишь, и понимаешь, что нет. Не можешь, не будешь, не хочешь. Ты не веришь, что тебе кто-нибудь сможет помочь. И оно понятно.

Знаешь, звучит забавно и нелепо, но весь мой экспириенс, когда я +/- собирался с решимостью прийти и сказать:

• Мне так хуево, — был не очень-то удачным. Иллюзия это? Человек просто не понял того, что мне было очевидно или я просто себя накрутил — честно, я уже никогда не узнаю.

Носука, есть на моей памяти один момент, когда я поймал дикий приход тревожности по поводу смерти, сказал об этом челу, который сидел со мной в дискорде, а тот не оценил серьезности ситуации, и ради прикола решил дополнительно раскрутить эту тему.
Я клянусь, если бы не двое суток пути друг до друга, не другая страна, я бы сломал ему челюсть. И эту хуету, мне кажется, я запомню до конца нашего с ним знакомства.

Злопамятность — плохая черта, потому что ты несешь в себе гораздо больше бестолкового негатива и разочарования, чем оно тебе нужно для спокойного существования.

В какой-то момент ощущаешь, что стал глупее, бездарнее, что в тебе не осталось ни сил на истории для других, ни на вымыслы для самого себя. Ты просто не можешь. Вообще. Представь как унизительно в таком состоянии глубокого разочарования хоть на минутку подумать, что “вот, добрый доктор выпишет мне таблетку, и я снова смогу, потому что без нее я не справляюсь даже со своими фантазиями.
В начале лечения я с дикой паранойей относился к каждой новой таблетке, к каждому повышению дозы лекарств. Мне было стремно стать зависимым от волшебных кругов, как мне прочили все вокруг. И знаешь, сейчас мне кажется, что я стал. Вот стал, и все. Есть у этого доводы за и против, но послушай, с течением времени количество таблеток растет, я перехожу на более сильные нейролептики и антидепрессанты, а мне все так же хуево. Иногда, когда об этом задумываешься, начинаешь накручиваться. Вплоть до мысли, что у тебя больше не существует жизни вне таблетки. Становится как-то мерзко. Но с другой стороны, что я могу сделать? Они повысили уровень моей жизни, я могу заниматься вещами, которыми занимаются нормальные люди. Учиться там, работать, вставать по утрам, выходить из дома. И скорее всего не шагну в окно и не вскроюсь, не дожив до 40. Только это кажется таким неважным говном в сравнении с тем, что было сказано выше. Ну, потому что в обычных действиях нет ничего сложного. Кажется, что больше теряешь, чем получаешь. Но нет, хрен там. Для тебя эти действия сложнасложна. Прикинь, какое это издевательство для человека, который всегда относился к жизни с превозможением? Ты должен, ты обязан, ты добьешься, ты пересилишь, ты не должен скулить. Я же сильный, смелый, умелый, с высоким интеллектом (ха-ха, толку от него, когда ты осознаешь себя неспособным) — словом, обладаешь всем, что нужно, чтобы прийти к успеху. Чтобы жить счастливо. Но... не повезло, и ты сломанным куском человека. Вот тебе и насмешка надо всем, что я в подростковом и детском возрасте себе воображал.

В кривом зеркале ты видишь человека, лишенного надежды, сил. Смотришь на него пристально, а он умоляюще смотрит на тебя. С одной стороны, ты чувствуешь злость, с другой — беспомощность. Ваши чувства смешиваются в такую неразбериху, в которой тебе явственно кажется, только то, что вся эта хуета никогда не кончится. И вроде надо собраться и попробовать жить как человек, а х-р-е-н-т-а-м.