«ПРОСИЛ НЕ БАЛОВАТЬ, БЕРЕЧЬ СЫНА. НЕ УБЕРЕГЛА…» За что был расстрелян старший сын Сергея Есенина.

«Будь Юрием, москвич.
Живи, в лесу аукай.
И ты увидишь сон свой наяву.
Давным-давно твой тёзка Юрий Долгорукий
Тебе в подарок основал Москву»

Эти строки поэт Сергей Есенин посвятил своему только что родившемуся сыну - первенцу Юрию, которого он действительно смог полюбить (в отличие от двух других своих сыновей), и как показало время, Юрий был единственным из четырёх детей Есенина, кого он качал и убаюкивал и на чьё рождение откликнулся стихом, который для печати не предназначался.

Когда жизнь молодого Сергея Есенина оборвалась (оборвалась или оборвали — мы вряд ли когда-нибудь это узнаем), Юрию только исполнилось 11 лет, и несмотря на то, что он почти не помнил своего отца, переживал его смерть как личную трагедию. Он не оставил об отце никаких воспоминаний (где их было взять, если в сознательном возрасте он почти не виделся с ним?), но, как рассказывали знающие его люди, Юрий всегда отзывался об отце только с положительной стороны, знал всю его поэзию наизусть и сам пытался писать стихи. Вот только свой путь он выбрал далёким от поэзии и закончил свою жизнь трагически.

Первенца начинающему поэту Сергею Есенину родила женщина, с которой он состоял в гражданском браке. Это была 23-летняя Анна Изряднова, с которой поэт познакомился в марте 1913 года в типографии Сытина, где она работала корректором, а Есенин - подчитчиком (помощником корректора).

Как вспоминала впоследствии Анна, в первый же день своего появления в типографии Есенин чуть ли не сразу влюбил в себя всех девушек-типографисток, которые за золотые кудри прозвали его «вербочным херувимом». «Он был такой чистый, светлый, у него была нетронутая, хорошая душа — он весь светился, — вспоминала Анна. - Он только что приехал из деревни, но по внешнему виду на деревенского парня похож не был. На нём был коричневый костюм, высокий накрахмаленный воротник и зелёный галстук. С золотыми кудрями он был кукольно красив, что окружающие по первому впечатлению окрестили его херувимом».

Анна и Сергей быстро нашли общий язык. И неудивительно: в чужом городе Есенин страдал от одиночества, нуждался в понимании и заботе. К тому же в отличие от родных, Анна поддерживала его стремление стать поэтом: вместе с ним посещала университет Шанявского, слушала лекции о поэзии, а по вечерам - и его собственные стихи. В марте 1914-го, через год после знакомства, Есенин и Изряднова вступили в гражданский брак и стали жить вместе - это решение было принято, потому что Анна уже ждала ребёнка.

Однако с первых же дней стало ясно, что нетронутость городской цивилизацией имеет и оборотную сторону: к браку юный Сергей относился по-крестьянски, по-домостроевски. «Требователен был ужасно. Не велел даже с женщинами разговаривать — они нехорошие». Вот только сам он вёл себя отнюдь не по-крестьянски: «Всё свободное время читал, жалованье тратил на книги, журналы, нисколько не думая, как нам жить». А в декабре (когда до рождения ребёнка оставалось всего несколько недель) он вообще бросил работу — «и отдался весь писанию стихов, писал целыми днями». И не слышал от Анны ни слова упрёка.

Первые дни после рождения сына, вероятно, были самыми счастливыми в жизни Изрядновой: «Когда я вернулась домой из роддома, у него был образцовый порядок: везде вымыто, печи истоплены и даже обед готов и куплено пирожное: ждал. На ребёнка смотрел с любопытством, всё твердил: «Вот я и отец». Потом скоро привык, полюбил его, качал, убаюкивал, пел над ним песни. Заставлял меня, укачивая, петь...».

Так уж вышло, что семейная идиллия Анны и Сергея длилась всего месяц. Уже в конце января или в самом начале февраля 1914-го Есенин жил в другом месте — один. Младенцы имеют обыкновение громко плакать, а это мешало его творчеству. Тёплому семейному очагу 19-летний Сергей Есенин предпочёл «неуютную и холодную» комнату, где находился «большой черный стол, на котором одиноко стояла чернильница». А в марте — и вовсе уехал в Петроград, как выразилась Анна, «искать счастья». «В мае этого же года приехал в Москву, но уже другой. Был всё такой же любящий, внимательный, но не тот, что уехал». Ещё бы!

Из Москвы уезжал начинающий, почти никому не известный стихотворец. А вернулся поэт, чей талант был признан всей литературной элитой столицы. «Он немного побыл в Москве и уехал в деревню, - с горечью вспоминала Изряднова, - писал хорошие письма (к сожалению, они до нас не дошли). Осенью опять заехал: «Еду в Петроград». Звал с собой….» Но Анна с ним не поехала. Однако сам он поэт время от времени навещал жену и сына, привозил подарки, помогал деньгами.

«В январе 1916 года приехал с Клюевым, - рассказывала Анна Романовна на склоне лет. - Сшили они себе боярские костюмы — бархатные длинные кафтаны; у Сергея была шёлковая голубая рубаха и жёлтые сапоги на высоком каблуке, как он говорил: «Под пятой, пятой хоть яйцо кати». Читали они свои стихи в лазарете имени Елизаветы Фёдоровны, Марфо-Марьинской обители и в «Эстетике». На них смотрели, как на диковинку. Заходил к нам, принёс Юрию конфет и дал денег на новые валенки, и немного побыв, уехал…»

После отъезда из Москвы Есенин никогда уже не жил с Анной и сыном - большинство новых друзей даже не подозревали, что у него есть сын. Он не скрывал этого намеренно — просто не видел смысла об этом говорить. Родные Есенина знали и про Анну Изряднову, и про Юрия, и относились к ним хорошо. Сохранилась фотография, на которой молоденькая сестра Есенина, Александра, изображена с 9-летним Юрой. Бывал он и в Константиново…

А Анна всегда ждала Сергея и радовалась редким, неожиданным его визитам. Что-нибудь попросить, начать какие-то расспросы, упрекнуть — такое ей и в голову не приходило. «Всё связанное с Есениным было для неё свято, его поступков она не обсуждала и не осуждала. Долг окружающих по отношению к нему ей был совершенно ясен — оберегать», - писала позже Татьяна Есенина, дочь поэта. И сам он, казалось, берёг Анну и ограждал её и сына от всего того негатива, которым была полна его жизнь, и в этом смысле ей повезло гораздо больше, чем всем другим женщинам поэта. Как бы ни было осудительно отношение Есенина к Анне Изрядновой с точки зрения общепризнанной человеческой морали, он никогда не поднимал на неё руку и не бросал ей в лицо площадную брань, что порой придётся переживать другим женщинам.

В предпоследний раз они виделись в сентябре 1925 года, за три месяца до смерти Есенина. Поэт пришёл в квартиру Изрядновой какой-то встревоженный, нервный и на все её расспросы отвечал загадками. «Он пришёл с большим белым свёртком в 8 часов утра, - вспоминала Анна, - не здороваясь, и сразу с вопросом:

— У тебя есть печь?
— Печь, что ли, что хочешь?
— Нет, мне надо сжечь…

Я стала уговаривать его, чтобы не жёг ничего, жалеть будет после, потому что и раньше бывали такие случаи: придёт, порвёт свои карточки, рукописи, а потом ругает меня — зачем позволила. Но в этот раз никакие уговоры не действовали, волнуется, говорит: «Неужели даже ты не сделаешь для меня то, что я хочу?»
Повела его в кухню, затопила плиту. И вот он в своём сером костюме, в шляпе стоит около плиты с кочергой в руке и тщательно смотрит, как бы чего не осталось несожжённым. Когда все сжёг, успокоился, стал чай пить и мирно разговаривать. На мой вопрос, почему рано пришёл, говорит, что встал давно, уже много работал.

..Видела его незадолго до смерти. Сказал, что пришёл проститься. На мой вопрос: «Что? Почему?» — говорит: «Смываюсь, уезжаю, чувствую себя плохо, наверное, умру». Просил не баловать, беречь сына...»

Так случилось, что в 1924 году Юра Есенин, ещё будучи ребёнком, случайно на улице познакомился со своими единокровными сестрой и братом — детьми Сергея Есенина от Зинаиды Райх (тогда она уже была замужем за режиссёром Всеволодом Мейерхольдом). После этого познакомились и подружились и их матери. И в этом нет ничего удивительного, ведь они не были соперницами - и ту, и другую Есенин к тому времени уже бросил, и та, и другая продолжали его любить. Никто не мог понять их так, как они друг друга…

С тех пор Анна Романовна с Юрой стали нередкими и желанными гостями в доме Райх и Мейерхольда. Так что с детства мальчик попал в высокоинтеллектуальную среду. Как вспоминал его брат по отцу, Константин Есенин, Юра часто бывал на их даче в Балашихе: «Приезжал вместе с Анной Романовной. Запомнился мне голоколенным мальчишкой с тюбетейкой, полной земляники. Когда был постарше, уже затягивал беседы с моим дедом (Николаем Андреевичем Райхом) о политике.

Причём «яро реакционный» дед защищал Советскую власть от Юркиного скепсиса. Была у него такая черта — скептический взгляд на многое… На бытие гражданское… Немного на женский род... Матери моей не нравился скепсис Юры. Считала его влияние на меня "вредным"»

После смерти Есенина его первенца всячески привечала и Софья Толстая — последняя жена поэта. И во всех этих домах (разумеется, и в доме собственной матери) царил культ поэта Есенина. Неудивительно, что Юра обожал своего блудного отца и знал наизусть каждую строчку его стихов. Знал он, несомненно, и статью Бухарина, после которой Есенина почти перестали печатать. Всё это, наверное, вместе с другими фактами советской действительности не способствовало любви к властям и лично к товарищу Сталину…

Но это будет чуть позже, а пока Юрий хорошо учился и мечтал о военной карьере. Окончив школу, юноша поступил в Московский авиационный техникум. А когда в 1935 году состоялась защита диплома, а затем распределение, именно Военно-воздушная академия им. Жуковского стала местом работы молодого специалиста. Туда он был принят старшим техником-конструктором, и поначалу всё складывалось благополучно - Анна Романовна гордилась сыном, радовалась его успехам… Но пришло время отдавать долг Родине, и Юрий ушёл служить. Вот только закончить службу в армии он не успел - неожиданно всплыла история годичной давности, о которой он уже успел позабыть, но не позабыли другие…

Однажды, дело было в 1934 году, в компании «золотой» молодёжи, где был и Юрий Есенин, под влиянием вина заговорили о том, что хорошо было бы расправиться с нерадивыми государственными деятелями и бросить на Кремль боmбу. На следующий день, разумеется, этот разговор был благополучно забыт. А через год, когда Есенин служил в Хабаровске, его неожиданно вызвали в Москву. Когда юношу везли в столицу чуть ли не под конвоем, он думал, что, наверное, совершил какое-то воинское преступление — ничего другого и предположить не мог. Ведь он не знал тогда, что один из молодых людей, болтавших тогда о террористическом акте, через год был арестован по какому-то делу и на следствии почему-то решил рассказать и об этом эпизоде.

В итоге Юрия Есенина осудили и обвинили в участии в террористической группе, а приговор по этим статьям, как известно, всегда был один — «высшая мера наказания». К тому же, так получилось, что Юрий фактически признал свою вину: на следствии следователи решили схитрить и сказали, что если он подтвердит свою вину, то его, как сына известного поэта, не расстреляют, а только отправят в лагерь на небольшой срок. В лагере сыну Сергея Есенина жилось бы неплохо — даже уголовники знали цену великому русскому поэту, и Юрий это понимал. Поэтому и признался во всём, и расписался в том, что не только задумывал преступление, но и готовил его. Другими словами - сам себе подписал смертный приговор, который и был приведён в исполнение 13 августа 1937 года.

Анна Романовна так ничего и не узнала о судьбе сына. Родственникам приговорённых к высшей мере, как правило, сообщали: 10 лет без права переписки. Десяти лет она не прожила. Ждала, плакала, надеялась, что ещё увидит сына и каждую неделю со своей копеечной зарплаты покупала еду, вязала тёплые вещи и относила на Лубянку. Она умерла, так и не узнав, что любимого сына давно уже нет в живых. Её не стало в 1946 году, а через 10 лет Юрий был реабилитирован «за отсутствием состава преступления».

Правда, его братья, сестра и другие родственники со стороны отца долгие годы не знали никаких подробностей о его деле - думали, что он был расстрелян в 1938 году по «делу конструктора Туполева». «Мы знали, что он служил в авиавойсках. Бригада Туполева, - рассказывал Константин Есенин. - Поговаривали, дабы секрет самолёта "ТУ" не вышел за пределы СССР, вся бригада Туполева... оказалась в Сибири, многие были расстреляны…» И только племянница Сергея Есенина, Татьяна Петровна Флор, разыскала архивные документы и свидетельства очевидцев, прояснив, наконец, как в действительности и, главное, за что первенец поэта Есенина оказался в числе осужденных к расстрелу.