Мягко кружится снег, ещё вчера летевший в лицо острыми блёстками. Хруст под ногами сквозь телефон слабо отличим от того, как тарахтит моя кошка, радуясь тому, что я соизволил вернуться с работы. Мороз кусает за пальцы на ветру, а я так и не ношу перчатки, не пытаясь вспомнить, в каком из не разобранных с переезда пакетов (прошло больше года) они нашли приют.
Дома дует прямо из стен, на ночь я наглухо заворачиваюсь в пледы, а кошка ищет укрытие у меня в ногах, периодически перекладываясь и при этом неизменно падая, запутавшись в собственных лапах. Я меняю положение шторы на ночь, чтобы не сдувало кактусы. Кофе захворал от сквозняков. Алоэ сбросил мне пару листьев, из которых я делаю примочки на глаза, потому что по утрам в зеркале вижу что-то абсолютно непотребное, если могу это разглядеть сквозь красноту. Скорей бы дмс, потому что нужен новый рецепт на что-нибудь для глаз, ибо без этого получится только от них же.
Теперь не только я обхожу вниманием тарелки с едой, но и Дэви. Она не хочет свою щучью котлету, я не хочу вообще ничего. Вот сидим с ней и смотрим в монитор вместо чего-нибудь полезного. В моей компании даже кошка научилась прокрастинировать.

Я без понятия, как я умудряюсь не успевать больше, когда что-то делаю, чем в моменты, когда я не делаю вообще ничего. Конечно у меня есть перерывчики на кофе и телефон (в котором тоже ворох рабочих сообщений), но это уже лучше моего откровенного залипания в стену часами, что со мной приключается обычно. Мозг в такие моменты отказывается работать и уходит в ждущий пиздюлей режим.
Каждый день размышляю, будет следующий лучше или хуже. Если это какие-то весы, то они давно стали маятником и вот-вот ударят меня по лбу, если я не перестану так близко их рассматривать. Это не имеет особого смысла, но занимает часть мыслей. Как ни странно, а депрессняк немного отпустил, когда я чуть лучше вник в ту рабочую задачу, которую не вытянул. Теперь это породило новые сомнения и пробелы... Нет предела совершенству и кошмару.
Пока что в не занятые основными офисами дни я дислоцируюсь в центральном, закопанный в вус. Вот интересно, это мне больше больничные не доверяют (там такой ужас, я боюсь представить глаза того, кто их возьмёт на дозаполнение), или коллега выторговала меня для работы, потому что сказала, что остальным "младшеньким" это дело не доверит? На всякий случай проверил почту насчёт графика, но без изменений. Заодно прошёл тренинг о безопасности, на удивление прикольный (выполнен в виде игры), но что-то так грустно местами... Есть там вопрос, мол, назовите наиболее вероятную причину, по которой человек скинул вам сообщение с темой "I love you", и надо выбрать не варианты, в которых кому-то мил, а то, что его взломали... Никакой романтики в рабочем процессе.

То, что мне плохо спится, это даже не новость, а что-то вечное, постоянное и не имеющее конца. Сны могут чуть замыливаться, идти в воспоминаниях неразделимым коктейлем, но в минуты пробуждения я буду помнить их едва ли не от и до. Я тут намедни задумался, что совершенно не помню своё детство, совсем-совсем, а сны из него - да. Когда я был маленьким, примерно в возрасте четырёх, меня мучали повторяющиеся кошмары, и большинство кадров из моего детства связано с теми, где я от них просыпаюсь или где их вспоминаю. Так вот, в одном из них в абсолютной черноте меня ест заживо свора божьих коровок, и я не в силах пошевелиться просто смотрю, как исчезают мои конечности, а в другом мне на кухне отрубают руку, а там в тоннеле из мяса и полости, где должна была бы быть кость (возможно я был слишком маленьким, чтобы четко представлять анатомию) лежат шахматные фигуры, и мне так мерзко, когда их достают оттуда, или они сами выпадают. Странно осознавать, что я прекрасно помню сны двадцать лет спустя, но не помню и одной восьмой своих одноклассников, а группа подготовки к школе вообще стёрта из памяти за исключением кадров с зеркальцем и того, где я скребу палочкой по залитой воском дощечке, рисуя цветочек.
Ничего интересного или примечательного в эту неделю - серые улицы под удивительно голубым небом, битое стекло витражей, поседевшая трава, что в жизни является ковылем. Там были и люди, но у них все равно нет лиц, и я снова клал руку на чьё-то плечо, ещё помню ткань, но без всех тех ощущений, что прилагались в прошлый раз. Хочется скептически хмыкнуть своему снотворчеству, что раз уж оно не оставляет меня в покое, то пусть хоть крутит что-то интересное в редкие минуты сна. Вот как раньше, когда путешествия во времени, изощрённая расчленёнка, сюжеты о чужих жизнях и всякое другое, что помнить хотя бы занятно.

По утрам читаю нейрогороскопы, нейроновости и даже нейроанекдоты. Всё как настоящее, только смешнее и абсурднее, пока в остальном вещают про мрак, боль и смерть. Мне всегда нравилось забавное, а ещё искусственное, и в этом плане нейротворчество прекрасно. До этого мне нравились приколы с переводчиком типа прогона текста через промт туда-обратно с попытками угадать, как из оригинала вышел тот бред. И фильмы я люблю комедийные, и книги по сути тоже... И это вот ни капли не мешает мне быть очень мрачным.
Хочу в субботу купить себе кофе и поехать в парк смотреть на снегирей. Почти наверняка я не захочу гулять долго, да и орнитологией никогда не увлекался, но снегири - это что-то такое из детства, яркое и красивое. Я не видел их очень давно и даже в Москве встретил лишь в одном месте (хотя мне особо негде их созерцать). Помните все эти новогодние открытки? Ну на которых нарисованы гей-парочки, потому что снегири красивые с красными грудками, а это - самцы.
А ещё ко мне вернулось желание покупать кактусы и даже усилилось. Надеюсь, в выходные в магазине будет что-то, что я ещё не успел притащить в квартиру. И надеюсь, что Дэви перестанет жрать мой кактус, потому что время, конечно, лечит, но шрамы навсегда остаются с нами.

С искусством Цветовода лорда Франклина Бэнкрофта познакомила «ведьма роз» Фионна Эйршир. Он получил важную должность в Обществе, занимаясь оккультными услугами и тайными удовольствиями, пока в 1790 году внезапно не исчез.
Бэнкрофт был весьма талантливым адептом, но почему-то тратил силы на крайне чудаческие занятия: устраивал «гонки с виноградом» между духами Обители, учил Перкуссигантов жонглировать и призывал бури из воображаемых цветов для Эйршир, ведьмы роз, что наотрез отказывалась с ним совокупляться — кстати, Бэнкрофт оплакивает этот факт на протяжении двадцати страниц.
Записанная здесь мантра обладает большой взыскательной силой. С её помощью можно посвятить свой дух Дозорному, чтобы начать вознесение в Дом. Бэнкрофт хвастливо утверждает, что может прочесть её даже на пьяную голову. Кроме того, по его заказу эту мантру исполняли под музыку на шоу фейерверков в садах Воксолл.