Границу между своим и чужим я всегда чувствовала как-то особенно остро. Парадигма "свои/чужие", ярлык "верю/не верю", категории в пыльном архиве в голове "ценно/не ценно". Вход во внутренний круг у меня имеет жесткие стандарты, выход из него – по щелчку пальцев.

Я поднимаю новый телефон с этим несуразно большим экраном, оценивающе пробегаю две цепочки сообщений: одну безразлично, вторую – с улыбкой. Месяц назад эти цепочки лежали на противоположных концах парадигмы. Месяц назад ради первой я срывалась в ночи, чтобы помочь. Готова была тратить ресурсы: время, финансы, эмоции, поскольку это все – для внутреннего круга. Месяц назад вторая цепочка жила где-то на периферии моего сознания, а сегодня выжидающе стоит на границе свое-чужое и смотрит на меня покрасневшими, голодными глазами. Вязкая слюна капает с ее ощеренных клыков. Сижу напротив, на табуретке, за линией безопасности. В руках у меня – сочный, истекающий кровью шмоток свежего мяса. Перекладываю его из руки в руку, и вторая цепочка сообщений скулит. Скулит и тревожно так, заискивающе топчется по границе, не решаясь.

Она знает, что пока ей здесь еще не рады, но готовы.

Мне не нужно поворачивать голову, чтобы боковым зрением следить за грудой вздохов и воспоминаний неподалеку – цепочкой номер один. Тоже за границей, только кончик хвоста еще постукивает внутри зоны безопасности. Думает, в любой момент вернется. Будет накормлена.

Пытаюсь найти в себе силы посмотреть на то, что когда-то любила и оберегала. И не могу. Процесс отсечения ненужного в моих ментальных архивах какой-то автоматический и безжалостный, я его боюсь: люди теряют мое доверие, а вместе с ним – чувства. Я хочу ответить, хочу вовлечься в разговор...

И безразлично свайпаю влево.

Ведь мои границы – высокий забор и колючая проволока.