состояние свободного падения тебе знакомо, ведь правда? когда ты летишь вниз, а ни схватиться, ни удержаться не за что. страшное чувство, которое поглощает и обволакивает тебя с ног до головы.

крышка от банки ванильной колы оторвалась лазером свободного падения по моей грудине, ударяя точно в область желудочно-кишечного тракта. щелчок, ты мне болью в горле и пулей в ребро. отдаешься в нервах, да так, что блевать тянет.
я тебя никогда
ты меня очень.

я правда пытался заплакать, а получается лишь улыбка. в Шекспировских поэмах было не это. прохладная кола, слюни такие вязкие и сладкие, как при нашем первом поцелуе. это отвратительно. синее пламя из воспоминаний снова делает оборот по нейронным связям. я проебал. опять

это должно было меня удивить, заставить задуматься о чём - то, но я так устал, я так устал от тебя, от себя, я так устал от твоих слёз, я устал от твоих проблем, мне мерзко. комок нервов выкручивает меня на все триста шестьдесят, сейчас бы только амитриптилину и в койку.

я думал, мне есть что сказать, пока я нёсся по улицам домой, хватая ртом воздух и провожая закат, чтобы это всё высрать. но я пустой. в один момент я вырос в "ломать", а ты в "строить". и я понял это почти сразу, но всё равно полез, потому что я сломан. я надеялся, что ты починишь, вкрутишь свои винтики, ты же весь из любви. ты же весь из счастья, ты пять ложек сахара. пока я ломаю себе пальцы, ты плачешь в свои. я отрываю кусками своё живое и облизываю ножевое, пока ты лепишь себе пластыри и дуешь, где болит. я - ничего лишнего, ты - с морем добавки. пока мои колени сшёрканы до мяса, твои розовые и нежные.

мы не инь и ян и не ромео и джульетта.
нас нет

я тебя никогда
ты меня очень.

началось всё с того, что я начал представлять своих похороны и людей там. кого бы я хотел видеть, что я бы написал, перед тем, как наконец-то обрести покой, которого я никогда не ощущал. люди всегда говорят, что хотели бы видеть там тех, кого любят. и это завело меня в тупик. а кого я люблю? я начал перебирать и копать всех своих друзей, анализировать всю свою жизнь и пришёл к выводу, что любовь - это не то, что я испытывал когда либо по отношению к людям, с которыми был близок. если брать её как явление и рассматривать, то я бы сказал, что все, кто говорил мне это - находились в глубоком заблуждении. я всегда слышал, что любовь - это светлое чувство, которое заставляет тебя совершать подвиги, благодаря ей убивались драконы и возводились города. любовь

для меня любовь в первую очередь стоит наравне с ненавистью, животным желанием обладания, это запах крови, войны, это атомная бомба замедленного действия, которая входит в тебя так глубоко, что каждый её кульбит и взрыв ты можешь почувствовать каждой клеткой своего тела, каждый атом больше не повинуется сознанию, это болезнь, это фанатизм, это взрыв солнца в сантиметре от глаз. опасность, последний лепесток на ромашке, это ураган, это пот, слёзы, побег из тюрьмы, сумасшествие, страх. мятая рубашка, простыни, грязные вещи, осенние ботинки в каплях, дождь. последний вздох перед смертью, нож к горлу, шрамы, иглы под ногти, пуля в сердце. остановка пульса, не успевшая реанимация, красный свет светофора, выцветший пешеходный переход, разрушающийся дом и покореженный забор.

сказать первое привет и последнее до встречи.

никто никогда не говорит о том, какая она есть...и никто тебе не даст правильный ответ. никто не сможет понять эту химическую реакцию, хотя мы прекрасно знаем её природу. для каждого это чувство своё, но все мы приклоняем колени перед ним и молимся. молимся, чтобы полюбили, молимся, чтобы разлюбить, потому что сами мы слабы и ничего сделать не можем. миллиарды лет эволюции, чтобы пасть на четвереньки и биться лбом.

я задался вопросом, а был ли я когда-нибудь по сторону молящихся по-настоящему? почему я и заговорил об этом, это потому, что не пришёл к выводу. я не знаю.

меня заставляли взлетать и разбиваться, меня заставляли сиять, меня заставляли задыхаться от боли. но это ушло. всё проходит и для меня это всегда было сродни гриппу. мои партнёры не были плохими, никто не был плохим в этих историях, они были наполнены спектром всевозможных чувств, которые испытывают люди. мне всегда казалось и кажется, что я не создан для любви, для того, чтобы иметь кого-то рядом с собой. я могу дать всё, но хочу ли? каждый раз я прихожу к тому, что мне это не нужно, но каждый раз оступаюсь на обрыве и падаю. улыбаясь.

я очень хорош в том, чтобы давать людям то, что они хотят. заботу, понимание, тепло, которого так не хватает всем заблудшим в мою калитку. я сижу и киваю на каждое слово, чтобы дать понять, что ты, кто зашёл, не один больше. у тебя есть я и я буду с тобой и сделаю всё, что ты мне скажешь - просто потому что я хочу, чтобы ты жил. чтобы ты смог почувствовать, что тебя тоже могут...любить? желать и восхищаться. я как маяк, на который тебе можно плыть, когда ты заблудился из-за волн и тумана. я освещу тебе путь, я скажу, что вот-вот и ты придёшь к нужному берегу. я не тот, кто тебе нужен до конца твоих дней, но я та самая переходящая точка в этом уравнении. я - идея, но не конец твоей книги. я помогу тебе написать, но не придти к решению и окончанию.

если бы у каждого человека, прижимающегося ко мне были чернила - я бы весь был покрыт ими, как старый художник своими красками. я никогда не отмоюсь от тех, с кем был близок. каким бы я не был плохим или хорошим в любой голове - я желал только огня в глазах напротив. я желал крыльев за спиной у каждого. и я смог дать поверить каждому, что они респирируют и знают, какой берег им нужен, ведь около меня они переждали свой туман. но я почему - то уверен, что если бы я их позвал на костёр, где сжигают меня, то услышал бы тишину. этот огонь в котором есть и я в их глазах тоже часть того, что я сделал правильно. безразличие. вот, что также содержит в себе любовь. я - большое обучение перед настоящей игрой.

я не видел любви, какой её принято считать. меня не любили родители, меня не любила никогда семья. я рос сам по себе, травой на солнце, по которой можно топтать, тот самый газон с табличкой, на которую ссут собаки и кидают бутылки. когда я обнимаю каждого из них - я чувствую лишь большое сожаление, потому что я простил. я не тот, кто может хранить ненависть до конца своих дней, хотя бы очень хотел. я бы очень хотел действительно не простить, показать всю свою соль из глаз в морях. ткнуть пальцем и сказать "это всё ты". и как бы я не строил из себя злого, грубого, жестокого - я не такой. печорин в реальной жизни.

это звучит так цинично и самодовольно, если честно, но это моя исповедь. я никогда не считал себя достойным кого-либо; дал себе право выбирать за другого, нужен ли этот урок им вообще. здесь я facked up
никому из вас, может, и не был нужен этот маяк, эта калитка и я. всего лишь стал тем самым первым детским падением на копчик и слезами. но я также надеюсь, что всё же смог научить, что бояться чего - либо - не то, что должно тебя остановить в этой жизни. ничего тебя не остановит, кроме смерти.

первый крик ребёнка в большом мире и старик на койке. вот, что такое любовь. я тот, кто умеет любить, но никогда не любил. i have no fear for nobody i don't have tears, i've cried it all

я никого бы не хотел видеть на похоронах.

гладкое, словно бумага аЧетыре море третий месяц языками сердца своей синевы оглаживает наши с тобой стопы, порой не устаивая перед тем, чтобы чуть усилить волны и забрызгать нас с самых щиколоток по голову.

нам всё равно, промокли ли мы до ниток и дрожи в губах, мы грели друг друга. кто – то сказал бы, что мы немного сошли с ума, но нам было плевать и нашими улыбками можно было осветить всё море, я бы зуб дал на то, что именно твоей. она сияла на все океаны и моря, на все озёра и реки, отражаясь от них и бросая свой свет по всему миру, земному шару и вселенной. нашей с тобой вселенной.

по всем нашим с тобой вселенным плавно лился свет и тепло наших тел и рук, сладкий, с ноткой ромашки и зверобоя запах нашей любви чувствовал каждый из нас в сантиметрах и километрах друг от друга.

— луна прекрасна сегодня, isn't it? — как - то я спросил тебя, глядя в небо и считая звёзды.
— я могу умереть. — ответила ты.

падает звезда. make a wish.

отсюда началась наша история. под усыпанным небом звёздами и самой яркой луной в моей жизни. я создал и заключил в тебе свою Артемиду.

однажды...гладь воды затрепетала от ветра, который пришёл из ниоткуда и тянул за собой суровую бурю, предвещающую шторм, а мы всё так же лежали на песке и смотрели за созвездиями, не в силах даже чуть приподнять голову, чтобы увидеть густую черноту в облаках и сверкающую молнию; будто уши отказались слышать, а глаза — видеть.

наблюдая за спутниками нашей любви, которые нитью в редких облаках рисовали нашу жизнь; мы думали, купол слишком прочен, так что никакие шторма, бури и ветра ему не по зубам, ведь мы держимся за руки. ты и я. слишком крепко вросли спинами в этот песочный пляж, узлами сплелись тела и души.

подводные течения настолько быстры, что из них невозможно выбраться. подышать. вдохнуть. открыть глаза. свет луны погас под толщей воды, а сознание отключилось; пенное от бурлящих, разбушевавшихся волн море рассчитывало на это, бросая нас вниз, крепко сжимая в своих узах, оно рассчитало нашу смерть на дне нашего с тобой тёмно - синего счастья.

Посейдоновские шторм и тайфун почти не прогадали. но я выбрался. выбрался один. туда, где есть луна, но она блеклая. туда, где есть море, но оно не наше. туда, где есть я, но нет тебя.

моя луна всё ещё прекрасна каждый день, но прекрасна только для меня. пусть тёмная и неуклюжая, но отныне только моя. и тёмно - синяя вода всё ещё гладит мои стопы, руки, плечи и лицо.

ты где – то там, может, живая. далеко за горизонтом сердца моего моря. возможно, делишь своё синее счастье с кем - то ещё.

сайонара, мой милый сердцу и душе друг, моя Артемида. сайонара.

каждый первый майский тёплый дождь, который пахнет ненавистными цветами, он встречает с такими же ненавистными, въевшимися в каждую клетку тела, в каждый атом – строчками в голове, с таким же отвратительным до тошноты и комка в горле – этим человеком в подкорках черепной коробки. сжимая до пластмассового треска чехла телефон в ладони — "я презираю тебя, сирень и май. так же сильно, как люблю. тридцать шесть месяцев и один день. я всё ещё не могу удалить твой номер. тысяча девяносто пять дней и двенадцать часов, я всё ещё не могу удалить твои сообщения. двадцать шесть тысяч двести восемьдесят часов и семьсот двадцать минут, я всё ещё не могу выкинуть брелок, висящий у меня на ключах, подаренный тобой. я всё ещё не могу без тебя." — он прикрыл глаза, открывая дверь машины нараспашку и глубоко вдыхая.

парень пускает внутрь весну, давая прорастать в лёгких тому самому омерзительному древу и жгучей боли прошлого, которая, с каждым маем, кажется, прокалывает ветками и расцарапывает альвеолы изощрённее и опаснее, чем в предыдущий.

чувство, будто внутренние моря навсегда забыли о штиле, разливаясь по всему телу холодными мурашками и покрывая спину липким и омерзительно ледяным потом. не хочется плакать или кричать, хочется, чтобы отпустило, чтобы оставило и не возвращалось. сигарета упала на асфальт и затушилась кроссовком со звуком трёхлетней давности.

каждый год в этот день и в это время он приезжает сюда, сам не до конца понимая, почему и зачем. или просто не хочет мириться с этим. он не мазохист, не страдалец, у него нет синдрома жертвы, но каждый блядский, чёртов раз, он оказывается на этом месте, где призрак высокой удаляющейся фигуры этого человека на тротуаре всё ещё присутствует. где стаканчик с недопитым и ещё тёплым кофе стоит на лавочке, а окурок всё ещё тлеет в трясущихся пальцах. будто дождь и небо сочувствуют ему и специально не тушат маленький огонёк единственного успокоения и надежды на выживание в т о т момент. если бы даже был шанс, парень не стал бы возвращать и принимать обратно. но если бы был шанс, он снова хотел бы увидеть эти бездонные, цвета северного сияния Аляски – глаза напротив. только услышать ответ на свой вопрос, оставшийся в немой тишине, в удаляющейся спине, на которую была накинута чёрная куртка. в том дне...пропахшим дождём, сиренью, этим человеком и маем.