Как это идеально совпадает, что март - самый болезненный и чахлый месяц предшествует Пасхе, символическому и природному воскрешению. Заболеть в это время кажется чем-то большим, чем обычная неурядица по здоровью.
Ну, что дети, начнем наше упражнения по выздоровлению. На этот раз осознанно.
Я так плохо выгляжу, что сейчас могу только прогуливаться по монастырям. Здесь не смотрят на внешность, а дух дышит, где хочет. Силы мало-помалу прибавляются, как световой день после равноденствия.
Мы с мартом гуляем вместе. Совсем скоро природа начнет приводить себя в порядок, сначала написала - в подарок, хочу оставить эту опечатку, уж очень она милая получилась.
Монастырь в марте напоминает лечебницу из “Волшебной горы” Томаса Манна. Вокруг вялотекущая реконструкция, что-то сияет новизной, а кое-где еще отвращает своим видом похужлый снег. Я чувствую себя аккурат посередине.
На душе спокойно, не нужно спешить никуда.
Брожу в храме счастливым ребёнком, который зашёл в гости просто так, без особого повода, просто проведать.
Вглядываюсь в иконы, мне в детстве нравилось срисовывать к себе в альбом тёмные лики святых.
Я почему-то называла это молитвой. Возможно, все слова, которые приходили в процессе рисования, так или иначе были обращены к небесам. То есть слово явленное и не явленное, но что важнее - мной самой и придуманное, не взятое в закрепленном своём виде. Голос ребёнка, долгий взгляд, любовь-любовь. Разве умеем мы испытывать что-то ещё, кроме одной кромешной любви, в это время?
Это потом свет приглушается опытом, но не должен истлеть, иначе после марта не случится настоящей весны.
У Арсения Тарковского, кажется, в каком-то стихотворении было упоминание, что апрель похож на фрески, на росписи в храме. По цветам так точно подобраны слова.
Каждый шаг в моем размышлении радует пробуждающейся красотой, эхом счастья.
Хорошо просыпаться от суеты, это как испить воды спасения из глубокой скважины тишины. Даже не знала, насколько мне нужна была эта пауза конца марта. Во благо всё, как и всегда, как и должно быть.

Когда я долго не пишу, то теряю связь с реальностью. Это странно, скажите вы, ведь литература представляет из себя грандиозную иллюзи., созданную словами. Наоборот, без письма ты должна быть больше ‘включена’ в происходящее. Да, все верно, но совершенно не про меня.
Текст - это обоюдоострый инструмент познания как себя, так и окружающего мира. Причём именно в момент создания текста стирается грань между внутренним и внешним. Как раз тогда так ярко чувствуется моя сопричастность чему-то поистине великолепному, всей этой жизни, наверное.

Вдохновение - это невыносимо нежная гравитация, которая поднимает меня в новое чувствование. И я обожаю это падение вверх.

Где-то читала, что слово ‘текст’ происходит от слова ‘ткань’ в каком-то древнем языке.
Как и у всякого ремесленника, у меня бывают ‘неудачные’ дни, полные бессловесности, несвязности мысли, распущенных нитей повествования. Случается, что слова бьются невидимой рыбой в сетях моих размышлений, ни к чему не ведущих. Так сеть запутывается собственной пустотой. Как красиво.
Видите?
Чувствуете ли?

Она носит с собой очень мало вещей. Всё помещается в карманы или маленькую поясную сумочку. Как у продавщиц на рынках возле метро, картинка из детства.
Если она собирает рюкзак не на тренировку, то кроме картхолдера и телефона вообще ничего нельзя назвать. Разве что зарядник и наушники, но это мелочи. Или нет?
Что бы добавить ещё, из того, что иногда попадает внутрь ее сумочек, ну, пожалуйста: ключи, бальзам для губ, санитайзер, тональник, тушь, красивой и уверенной в себе быть не запретишь. Вуаля весь ридикюль, а что там с настроением?
Она выходит из дома. "Маленькое путешествие начинается, - думает про себя. - И почему к слову "путешествие" не придумано уменьшительно-ласкательного варианта?"
Действительно, такого слова не хватает. И хотя каждодневное путешествие кажется несерьёзным по времени и расстоянию, но это совершенно не так по значимости. Ты выходишь в мир с утра одним человеком, возвращаешься затемно уже немного другим.
Она обожает это нежное смещение, как будто ветер тронул гитарную струну, и та тихонько спела какую-то ноту, негромко, едва-едва.
Когда предстоит дорога в другую часть города, куда ехать час или больше, она возьмёт с собой книгу. Библиотечный томик, на домашних полках пусто, только то, что подарили друзья и пару книжек, купленных по очень большой любви.
В комплекте с книгой она берёт еще и тетрадь с ручкой. Мало ли, какое-то откровение придёт, либо просто захочется "записать кроссвордик". Так она называет стихи, которые пишутся для условной проверки связи с поэзией. Приём-приём, мои звёзды, я всё еще вижу ваш свет, давно угасший в далеком космосе, но лишь сейчас пришедший мне с ответом, пришедший мне ответом.
Так и запишем в столбик, по вертикали, по горизонтали, как-нибудь, вспышка, щелк-щелк, полароид вечности на долгую память не желаете ли?
Да, звёзды, больше всего желаю.

Часто вспоминаю речку в деревне из детства, куда летом ходила полоскать белье. Поток был быстрый, ледяной, но даже если упадешь ненароком в воду - не утонешь, мелко. Больше всего меня пугало русло, входящее в крутой поворот практически сразу после мостика. Обзор "будущего" реки обрывался так резко и как-то необратимо: если простыня выскользнет из рук, пока полощешь, то его унесёт в полную недосягаемость за углом, что там с ним будет? Беда, беда, ещё и наругают дома.
А сейчас я думаю по-другому: может быть, это освобождение, эти простыни, уплывшие в неизвестном направлении - это белый флаг, капитуляция в борьбе с самим собой и с обстоятельствами?
Подготовка к концерту ощущалась похожим образом. Сначала напряжение, суета, как со стиркой белья в детстве. Смутное и вместе с тем совершенно определённое предчувствие праздника.
Однако я и подумать не могла, что это будет настолько грандиозно. И не за счёт "спецэффектов", пиротехники и т.д. А за счёт внутреннего преображения всех, кто был там и на сцене, и в зале, и за камерой.
Как будто нас хором отпустило, как будто мы все уплыли за тот поворот ледяной реки обстоятельств и счастливы, счастливы, потому что поток важнее всего. Именно его движение есть жизнь, именно это и называется красотой.
На следующее утро я проснулась в раннюю рань без будильника, столько энергии жаждало проявиться в мир скорее, столько щедрости плескалось в сердце.
Атмосфера первого января - после какого-то большого и радостного события, связанного сразу со многими людьми, улыбки, объятия, искренние слова. А потом тишина будто пеленает тебя, заново родившегося.
Привет, мир. Как я тебе рада.

Вчера пока набирали воды в роднике среди снегов, обсуждали новый альбом, ещё не написанный.
Я говорю: ‘Ты видел эту чёрную птицу? Только что она пролетала над нами и закрыла своим крылом пол-неба’.
Он ответил, что следил за источником, сонным и медленным, вода еле идёт.
Наверно, и новый альбом тоже должен быть таким - повернутым в три стороны, как и этот разговор: ввысь, вглубь и вширь.

Пристегните ремни, предчувствие начинается.

В гостях хорошо. В гостях хорошо. Точка. Даже не вспоминается вторая часть пословицы сейчас - настолько хорошо в гостях.
Ночь кажется темнее прошлого, под небом цвета свежего синяка я пришла сюда, к тебе. Под ногами ярко хрустел, он и кружится в воздухе ярко, и как прямо сейчас, за окном, падает на помпезные перила твоего балкона.
Всё соединяется в единый покров предчувствия, что накрывает меня с головой. Запомню эти святки такими: пограничными, смещенными, древними, и оттого понятными.
Мы сидим на полу на пледе в комнате, которую я ни разу не видела при дневном свете. Так уж повелось, что видимся у тебя дома то в новогоднюю ночь, то на акустический вечерний концерт.
Как хорошо, что плед не колется, как бывает с шерстяными вещами, а подушки, вальяжно разбросанные вокруг, добавляют восточной неги.
Однако хрустальный бокал в руке возвращает европейский лоск, он прохладный, шампанское чуть щиплет губы.
Ты часто выходишь встречать гостей, наш разговор то и дело перебивает звонок в дверь. И снова предчувствие, снова трепет счастья от грядущего, новым.
Самое святочное в святках - это твой голос, ты поёшь, как мифические птицы Сирин и Алконост.
Мы подпеваем, в женских голосах в унисон - сладость и шелк печали.
Твои ладони порхают над чаном с водой, в которой отражается танцующее пламя свечей. Блюдечко с Сахалина, мой подарок тебе, сам стал островом в святочном океане.

• Кому сбудется, тому явится, а что сбудется - не минуется, - ты поёшь, вынимая наше серебро и золото из мешочка с предсказаниями.
• Кому сбудется, тому явится, а что сбудется - не минуется, - мы поём в унисон с тобой. И будто саму эту ночь разморило от тепла этого дома, она невзначай привалилась в полусне к моему плечу.
  Спи, милая, нам нагадали столько любви.

Чтобы начать спектакль в моем самодельном "театре античных теней", нужно дождаться вечера. Чем гуще темнота вокруг, тем ярче сияют резные фигурки на просвет.
Как будто иллюстрация принципа всех древнегреческих трагедий. И самая "тёмная" из них - "Царь Эдип" Софокла.

В начале над сценой под тревожные звуки монотонных ударов в воздух взмывает стая чёрных птиц. Дурные знаки, дурные предчувствия. Пророк, направь луч истолкования на волю богов, почему-то наславших на славные Фивы свою немилость!
Оказывается, всё дело в нераскрытом убийстве предыдущего царя Лая, пока не будет найден его убийца - страдания продолжат литься на граждан полиса. Долг нынешнего правителя состоит в том, чтобы прекратить это, наказав виновника всех бед.
И взгляд царя, и весь его облик столь ясными предстают зрителю, как воля Аполлона, и на этом фоне так дионисийски выглядит Креонт (брат жены, Иокасты) в алом хитоне, принесший слово о проклятии.

Эдип, хромая от волнения и переполняющих его душу гневных чувств, взбирается на огромный валик Рока в глубине сцены. Эта декорация напоминает внутренность музыкальной шкатулки, металлический цилиндр с зацепками, на которые в течение действа "наматываются" герои.
Судьба уже наигрывает свой жуткий мотив. Что ждет сей род! Сжальтесь, о, боги!
И да, на минуту даже покажется, что можно просто отринуть старые предсказания, они ведь не сбылись. Ну вот, взгляните, Эдип - царь своей судьбы стоит на самой высокой точке на сцене, непоколебимый, хитроумный, уверенный в своих силах.

Между эпизодиями поёт хор на греческом, как будто улицы древних Фив обсуждают новости, которым уже больше 2000 лет. Эти античные сюжеты не закончились тогда, они происходят сейчас, если прислушаться. Только прислушайтесь: в центре любой тишины бушует буря твоих страстей, узнаешь её?

Как вынести эту боль человеческому сердцу, как не дрогнуть?
Неминуем Рок, говорит трагедия. Эдип, ты заблуждался, царь. Прими это достойно, прошу.
Я прячу глаза, полные слёз, я унесу с собой эту светлую боль, которою ещё иногда называют надеждой.

По мотивам спектакля "Царь Эдип" в театре Вахтангова.

Вчера мой муж выступал на катке в Парке Горького. Его группу пригласили сыграть лайв в медиарубке, звук разносился из установленных колонок по всему парку, кажется.
Я не особо хорошо катаюсь на коньках, но чего только не сделаешь ради любви?
С первого же шага на лёд мне открылось новое измерение.
И увидела я море любви, заботы, поддержки в каждом движении.
И захватила душу скорость танца, это буквально то, что я чувствую ежесекундно в своей жизни.
Оно сбылось.
Сердце билось так радостно, ибо в нем не осталось места для страха. Только принятие и благодарность.
Я еду неспешно неподалёку от бортика, где люди, которые катаются не очень хорошо или даже совсем не умеют, застенчиво улыбаются друг другу, держась за ограду. Некоторых кто-то за руку учит скользить.
Много детей с родителями, вспоминаешь - как тебя самого учили кататься в хоккейной "коробке" во дворе обычного спального района. Как ты изо всех сил тянулся к маме, которая стояла так далеко, протягивая ладони навстречу, ты помнишь эту тягу изнутри, она вела тебя, окрыляла. Ты помнишь, как нужно было стремиться к маме всем телом сейчас, не обращать внимания на неудобные коньки. Это любовь вела тебя тогда, и так ты забывал о своём страхе.
Думаю об этом всём, а на фоне громко и прекрасно звучат песни мужа.
Сколько влюбленных пар вокруг! Они улыбаются, просто светятся от радости быть рядом, как будто именно в этот момент наконец открылось, что такое быть здесь и сейчас.
Пишу этот текст, улыбаюсь и плачу, вспоминая этот концерт, - невероятный, трогательный, настоящий.
Вот так мы стихийно и заочно отметили 10 лет отношений.
Хочу сказать тебе, моя любовь: мы не попали в нэверлэнд, мы его создали.

"Всякий раз, когда улыбаешься своему брату и протягиваешь ему руку, наступает Рождество. Всякий раз, когда замолкаешь, чтобы выслушать других, когда отказываешься от правил, которые, как железный обруч, стискивают людей в их одиночестве, когда даришь огонёк надежды отчаявшимся, когда познаёшь в смирении, насколько ничтожны твои возможности, и насколько велика твоя слабость, всякий раз, когда позволишь, чтобы Бог noлюбил­ других через Тебя, – всякий раз наступает Рождество".
(Мать Тереза)

Позвонил папа, плохо слышно, связь постоянно прерывается.

• Слушай, ты пропадаешь, - говорю.
  И далее мы хором сквозь помехи начинаем дурным голосом орать друг другу в трубку строчку из песни Любови Успенской: ПРОПАДАЮ Я
  Дурь - это наследственное. И счастье быть собой тоже.