Меня тянет и рвёт в Москву всей душой.
Питер хороший, но не мой. Сейчас уж точно. Сейчас в Москве дом, целый город дом, пусть там и нет конкретного места. Сейчас в Москве люди, которые меня ждут. Их удивительно много. В Москве мои джинсы, и, о боги, как я по ним соскучилась. Хочется уже быть какой-то расхлябаной, в ботинках, красных носках, дурацкой футболке, без лифчика, но с красной помадой. Или дома в рубашке сидеть, готовить. Пожарить блинчиков, потом мяса, варить макарон. Я соскучилась по кухне. Мне надоели кулеры и чай из пакетиков, хочу чайник и ситечки свои любимые.

В Питер по работе, в Москву - по любви. Всё у меня наоборот, как обычно.

Наверное, отпустило - это когда ты больше не задаешь себе вопрос: отпустило или нет?
Если следовать этой логике, меня ещё не отпустило до конца. Но я всё ближе и ближе. Я сегодня удалила всё, что смогла найти на компе, связанное с бывшим. Включая фото, которые делались для него.
Удивительное дело, в моем ощущении многих вещей ничего не поменялось. Я осознала, что и не ощущала себя в отношениях уже очень давно, хотя формально была в них. То есть мне стало легче, когда я съехала не потому, что я стала свободной сама для себя, а потому что внешнее наконец пришло в созвучие с внутренним.
Не знаю, какой из этого вывод. Просто я пытаюсь представить своё будущее с тем человеком, и оно представляется мне всё менее и менее радостным. Настолько менее, что я действительно предпочла бы быть совсем одна. Просто так было бы правильней.
Сейчас мне, правда, в целом очень сложно представить своё будущее. У меня всё как-то ничего не выходит, ведь столько возможных путей, и так и тянет сложить лапки и плыть, куда понесет эта безумная река. Но ведь это не в моем характере. В моем характере всё решить заранее и двигаться где-то возле намеченного плана, но не прямо по нему, ни в коем случае.
Решу, конечно, что-нибудь. Рано или поздно-то точно.

Я очень хрупкая. Физически. Если можно заболеть - я это сделаю. Я вся в синяках и вот это всё. Но вчера я вышла на новый уровень.
Меня крепко обнял новый знакомый, внутри что-то хрустнуло и с тех пор половина движений в верхней части тела довольно болезненна. У меня подозрение, что мне несильно треснули ребро, потому что непонятно, что там ещё может так болеть.
Даже обнимашки больше небезопасны. Да шож за жизнь-то такая.

Питер очень хороший, если знать, куда идти. Это с любым городом.
Я вот сегодня пошла прогулялась. Потом решила зайти в Русский музей, посмотреть ещё раз на несколько любимых картин. Восхитительно. Люблю такое. Вспомнила, как были тут с Наташенькой, порадовалась. Потом ещё гулять. Ещё и ещё. Питер для этого строился, кажется.
А потом в нынче любимый #трудовыебудни бар. Встретила там знакомого бармена, который сказал, что в этот раз я значительно веселее (да), и чудного повара, трындели весь вечер. Очень душевно. Мне было хорошо. И домой идти тоже.
Классно ощущать себя красивой. Классно улыбаться и смеяться. Классно любить людей.

В какой-то момент я узнала, что одиночество - это не страшно. Есть много других действительно страшных вещей.
Но одиночество - это просто неприятно. Я за последние сутки как-то особенно глубоко в него погрузилась. Все мои собеседники существуют для меня сейчас только в виде голосовых или текста. Онлайн. И могут уйти, могут вырубить звук и забыть включить. Могут не захотеть отвечать. Это нормально.
А мне безумно хочется сидеть напротив, смотреть в глаза, наблюдать за жестами. Мне приснился сегодня яркий сон, я уже не вспомню сюжета, но там было реально много людей. Разных, всяких. И с ними можно было контактировать. Кайф.
Проснулась одна в пустом номере. Завтракать пойду одна. Гулять и сидеть в приятных местах тоже. Такая жизнь. Но я знаю, что я уже совсем скоро (пять дней) приеду в Москву, где меня все ждут. Ждёт мой любимый соседушка Сашечка, с ним будем обниматься и говорить вечерами, и смотреть кино. Ждёт влюбленный в меня парень, с ним тоже будем обниматься, а ещё гулять и валяться в кровати до десяти (да, это очень долго). Ждёт меня моя кошка. Ждут мои друзья, которым я обещала приехать-посидеть, сходить на мультик, выбрать пару рубашек. Меня там ждут.
А пока вот наблюдаю из окна за тем, как светлеет небо. Из тёмно-синего через розовый в голубой. Красота безумная, но быстро заканчивается.

Шла по Невскому и проваливалась в себя. Конечно, город как будто новый, но воспоминания никуда не деть. Самые свежие тем более.
*Я шла тут и думала о Ване. И мне было очень, очень больно. И мне и сейчас больно. Если бы Ване давали монетку каждый день, когда я его вспоминаю, моего мёртвого друга, он получил девяносто монет. Потому что не прошло ни одного дня, чтобы я не вспомнила, так или иначе, своего мёртвого друга. Ни одного.
Потом идут воспоминания про живых. Я очень. очень изменилась. Тут как с Владимиром. Я-то изменилась, но город-то остался. Вот тем же. Та же кофейня, и тот же бар на Рубинштейна, те же улицы и те же магазины. Те же набережные. те же мосты. И везде я оставила след тогда, в семнадцать-восемнадцать лет.

• Ты же была совсем крохой, когда жила здесь.
  Ага. Так и было, совсем крохой. Вроде чуть подросла.
  Стараюсь мысленно чистить этот город. Его заваливает белый легкий снег, и под снегом будет скрыто всё, что приносит мне боль здесь. А потом, весной, где-то после моего дня рождения, снег растает и ручьи всё унесут с собой. И Питер останется тем же прекрасным, всегда новым, совершенно восхитительным городом, которым всегда и должен быть.

По сравнению с большинством людей, с кем я общаюсь, я беспардонно и совершенно непростительно молода. Даже юна. Мне пока всего двадцать, в то время как им уже под тридцать, а то и сильно за сорок.
И я пользуюсь этим, как могу. Недавно я поняла одну вещь, и только сегодня вспомнила фразу, которой и нужно руководствоваться. "Так молоды, как сегодня, вы больше никогда не будете."
И я пользуюсь этим. Вовсю, несознательно. Я пытаюсь урвать всё - от работы, на которую пока, как ни крути, есть и время, и силы, и возможность, и увлечения, и знакомства, и на сея время, и ЭЭЭЭксперименты. Всё пытаюсь вместить в себя. И, кажется, это единственный верный для меня лично способ жить. Иначе я буду чувствовать, что везде опоздала и всё пропустила. Гораздо проще и приятней падать вечером в кровать и сразу вырубаться, а на следующий день снова куда-то бежать, лишь изредка устраивая себе ленивые дни, да и то, наверное, только потому, что они обязательно должны быть у двадцатилетних.
Я смотрю на Питер из окна номера и думаю про то, что он не так уж и плох. И, быть может, я даже здесь поживу. Из задора, из упрямства, из желания побаловаться. Несерьёзно проведу здесь год-два, а то и три сознательной жизни. Так, на всякий. Вдруг чего, а я в Питере так нормально и не пожила. А потом дальше, усердно тратить свою молодость на всё, что хоть немного этого заслуживает. Ведь только так мне и надо. Мой отец такой, я такая.

Ощущаю диссонанс: четыре с половиной дня в Питере, и ещё ни разу не гуляла. Натуральный непорядок. Ничего-ничего, уже буквально завтра можно будет. Да уже буквально сегодня ночью можно будет, другой вопрос: захочется ли после работы.
Вчера я устроила себе отдых. Я не пошла ужинать с коллегами, и это было отличным решением. Я купила, наконец, нормальный шампунь, потом зашла в пекарню и купила два кусочка торта. Пришла в номер, долго-долго торчала под приятнейшим горячим душем. Вдоволь. Потом села смотреть "Железного человека" (как известно, мультики про принцесс у каждого свои) и есть торт. Было очень хорошо. Я сладко уснула, выспалась и с утра была бодрячком.
В Питере сыпет и сыпет с неба белая крупа. Жесткая такая. Но красиво. Засыпает улицы, и скоро, кажется, мы будем по ним плыть в снегу. Тоже неплохо, я совсем не против. Мир в снегу тих, чист и прекрасен.

Хочется домой, к маме на ручки. Сказать, что я устала, что все вокруг козлы, а я хорошенькая. Чтобы мне это подтвердили. Чтобы обняли, чайку налили, поболтали про кино. Пожалели. Чтобы без "а почему он так сделал" и "как же это исправить", или "а чего ты ещё ждала" и "что ты теперь конкретно будешь делать".
На ручки хочется. Но я уже большая, меня на ручки берут только мужчины, и в основном для того, чтобы потом отнести в постель. А так хотя бы просто голову уставшую под ласковые руки. Чтобы почесали, погладили. Утешили. Ласково, добро.
Но в Питере я одна. Сама себе ручки, сама себе ласковые руки. Мама и папа себе сама, и старшая сестра, и старший брат, и сильный мужик. Маленькая уставшая девочка, правда, тоже сама.

Проснулась утром в жутком холоде. Ночью температура упала, а я оставила форточку. Вставать было сложно, но бодренько так. Если вылезти из-под одеяла, то уже ничего не страшно, в общем-то.
У меня вчера толком не получилось ничего написать, потому что мозг к концу дня был в отключке. Из смешного: подошёл участник уже в самом конце, предложил мандарин. Сказал, что это для того, чтобы я улыбнулась, а то за два дня ни разу. Я улыбнулась и даже рассмеялась, но вообще, конечно, взяла на заметку, что надо как-то лицо попроще делать.
Да вот и сегодня толком не пишется. Потому что хочется спать и отдыхать, кажется, что прошла уже целая рабочая неделя, а прошло всего-ничего, ещё целых два дня до выходных. Ну ничо.
Щас как встану, как оденусь, как нарисую на лице здоровый румянец - никому мало не покажется. Я это умею.